У Аверича была Нива. Он её брал уже езженную, но мотор урчал довольно и на ходу был на хорошем. Не то, чтобы Аверич сильно хотел себе Ниву, но в говнах Тверской области от квартиры в посёлке до его дома в деревне было по-другому не добраться, а на отдых с семьёй на море каждый год Аверич, понятное дело, не зарабатывал.

Большую часть времени Нива скучала под брезентом во дворе, ибо по посёлку Аверич передвигался исключительно пешком. А в конце марта грузил уйму барахла в прицеп, рассаживал домочадцев по сиденьям и рвался к рыбалке, огороду, капканам - всему тому, что его душа требовала холодными хмельными вечерами в тесной бетонной областной живопырке.

Года через два Нива, которой было совершенно не по нраву ржаветь под куском брезента, начала стабильно сбоить. То трамблёр, то электрика, а под конец - самый что ни на есть кошмар любого гордого нивовладельца - коробка передач. Теперь семейство Аверича из города уезжало в апреле, а весь март машина подвергалась унизительной для её бензиновой души вивисекции с неотменными причмокиваниями, прицокиваниями и руганью в адрес советского автопрома.

Ругать Аверич в принципе любил всё, что можно, но больше всего ругал власть и свою машину. Причём, вперемешку. Зайдя во двор, можно было сразу услышать затейливые матюки по поводу последних решений съезда Партии и отсутствия у Нивы послушного привода. Ругался постоянно - мы с мужиками во дворе, забивая под херес козла, часто ставки делали, как долго Аверич может ругаться, не повторяясь.

А однажды к Коле Бармалею младший брат из городу приезжал по каким-то печальным надобностям - то ли на лечение надо было какому-то родственнику, то ли уже не надо было. Так и так - шёл братишка бармалейский по двору, видит, Аверич ковыряется опять в своих механизмах Бэббиджа. Постоял, послушал трёхэтажного, а потом и говорит:

- Знаешь, почему у тебя выходит всё криво?

Аверич хмыкнул, обманхул белёсый пот со лба дерюжным рукавом, чиркнул папироску и вопросительно уставился - брату колиному верить можно было, он единственный из их семейки, кто в люди выбился и в город перебрался.

- Не тем маешься. Ты время и силы на фантазии тратишь. У тебя машина ездить должна, а ты её ругаешь за отсутствие того, к чему она не предназначена. Привод у Нивы говно. Это все знают. И коробка говно. И подвеска, скажем прямо, больше для проходимости сделана, чем для человека. И гниёт, да, а чего ты ожидал-то? Ну, конструктивно она не предназначена для того, что ты от неё требуешь. Займись тем, что должно работать, вместо того, чтобы ругать то, чего отродясь там не было.

Аверич папироску затушил и опять за ключи взялся. И ни слова бранного с тех пор не сказал во дворе. Нива, правда, всё равно сбоила, но Аверич к этому как-то уже философски относился. "Главное, - говорил, - что на ходу. Значит, живём ещё!"

И власть, кстати, не ругал больше. А и чего ругать-то, если конструктивно не предназначена?

@темы: о вечном, старый двор

---

У меня первая заграничная монета была - дойчмарка. Батя из командировки привёз, я только в первый класс пошёл. Хищно-серого цвета, единица на реверсе. Было в ней что-то фундаментальное, смотришь и понимаешь - деньга! У меня потом много всяких монет было, но эту дойчмарку помню хорошо. Тогда ещё смекнул, что немцы - народ непростой. Какой-то сакральный символ был в этой монете, смотришь и видишь глыбу. Вот ещё не знал ничего об экономике, а уже понимал, что с такими монетами у них всё хорошо должно быть.

Мечтал, что однажды на мороженку поменяю монету или продам коллекционерам лет через десять - это я потом узнал, что монет этого года выпустили как раз на эмиссию, и было их больше, чем фантиков у дурака. Постарше пацаном играл в войнушку, но не солдатиками - эти вечно терялись куда-то, а монетами. Расставлял их на полу - жёлтые против белых, например - и давай тактические операции в жисть претворять! А дойчмарка - она как бы не белая, но и уж точно не жёлтая. Перемещалась как ниндзя по полю боя и отставшие отряды обоих войск ликвидировала по-тихому. Были ещё биметаллические (в девяностых, помню, червонцев много таких привалило) - эти то миротворцы были, то предатели, в зависимости от обстоятельств. Сейчас временами нахожу их, смотрю на контур Дворца съездов и думаю, что, всё-таки, предатели.

А потом школа вовсю, институт, бабы - коллекция монет позабылась как-то. Всё хотел в нищие студенческие годы обменять хоть по какому курсу, но заминали будни в постоянный круговорот, и до сундучка дела не было. А там уж и евро ввели, так что обмен теперь превращался в глобальных и космических масштабов геморрой. Лежал у меня сундучок этот, лежал, а потом я все монеты раздарил, раздал, деду Никифору гроши алюминиевые отдал - это он после Освенцима слегка на Польше поехал, - да ещё племяннику остатки высыпал от души широкой - он нумизматом себя видел, шкет. А дойчмарку в кошелёк положил, на удачу вроде как.

И смотрю я на тот сундучок - там квитанции за квартиру лежат сейчас - сколько ж металла мы льём в монеты, чтоб потом другой металл в пули отливать и разменом весь век заниматься. Стукнул хулиган бабку по кумполу, отобрал кошелёк и пива себе купил. А тебе этой же деньгой сдачу после него дают. И вот так на любые монеты смотришь - а это чьи-то жизни. Чьи-то страдания. Мелочь.

А кошелёк у меня потом в Риге украли. Вместе с дойчмаркой.

@темы: детство, деньги

---

Мы эту красоту смерти, мы её долго придумывали, пока окончательно гомосапиенсами не стали. Животным она не нужна - они грустить и бояться не умеют. То есть, умеют, но не так, как мы. Хомяк, там, какой не будет переживать из-за счёта на электричество. В запой не уйдёт из страха, что придёт грозный дядя электрик из ЖЭКа и в потайной комнате рубильник дёрнет - да так, что ни танков на компьютере, ни студня тёщиного в холодильнике. А потому посередь запоя жене своей, хомячихе, не врежет промеж глаз калёной сковородкой с нехитрой закусью.

А вот человек - боится. И дядю из ЖЭКа боится, и дядю гаишника боится, и дядю начальника, и маму, и папу. И смерти боится. И не так, как хомяк, нет.

Он её всё время боится. Панически.

Хомяк он только на краю остекленевает, когда совсем амба пришла, а человек ночами ворочается, покрываясь холодным потом, руки дрожат, папиросы одна за другой в ночь вылетают, и страшно, страшно, страшно. И потому выдумывает себе покрасивше истории. Про справедливость, там, про "всякому воздастся за дела его" и Боженьку милого, родного такого, что всех рассудит и на руках укачает.

И смерти своей придают значение. Мол, не просто так умру. Вон, детей вырастил, у них уже свои появились, домик стоит, чуть подбоченясь, и яблоня - ах, какая яблоня там у крыльца! Вот под ней бы и умереть - на скамеечке вкопанной, что из бывшего санатория "СовМаша" цапнули с тестем в девяносто втором. Сел, откинулся на спинку резную, улыбнулся и в закат процедил довольно: "Ну, теперь и помирать не жалко!"

А чего жил, спрашивается? Кому сдался? Почему жалко должно быть?

А вот Колю Бармалея из соседнего подъезда было жалко. Он тогда с пьяных глаз жене черепушку чуть не крякнул пополам, да сковородка первой не выдержала. Даром, что говно импортное - наша советская из обрезков Т-34 выкованная Краснознамённая сковорода им. Ленина не только черепушку - Гордиев узел разрубила бы, а за узлом этим и вселенную бы на кварки расщепила. Но старую сковороду тёща забрала, а потому Коля так и застыл с половиной утвари в руке, пока вторая звонко катилась по жамканому кухонному линолеуму.

- Вот же ж фуфло тефлоновое! - Разочарованно протянул Коля, удивлённо выпучив глаза.

Эксперты потом говорили, что глаза он выпучил после того уже, как шинковавший три секунды назад капусту нож по совершенно очевидной траектории оказался у него в животе. Жену не посадили, даже посочувствовали как-то, мол, горе-то такое - то с мудаком живёт, то вдова. Никакого личного счастья.

И жалко его, жалко, мудака. И не оправдываю я его, упасите меня от этого все боги. Жалко, что он не тогда вот, под яблоней, а задержался чутка. Успел увидеть, как цеха до печёночных колик родного турбинного завода, который ещё его отец строил, автогеном на фантики распилили. Сломалось что-то, запил. И умер паскудно так, некрасиво.

Ждём же красивых смертей. Значимых. Символичных. А их нет. Мы их сами придумываем, чтобы бояться поменьше.

Только всё равно страшно.

@темы: старый двор, коля бармалей

---

- Вас, блядей, чмырить надо.

Это с такими, значит, словами ко мне недавно дед Никифор подошёл. Деда Никифора во дворе, в принципе, все уважают. Когда он трезвый. Потому что когда пьяный - один хер не вспомнит ничего наутро - тут можно и подсрачник отвесить, чтоб он, понимаешь, к Людке - жене своей - полз уже, щишечек жирных навернул на ночь и успокоился, наконец. А то, вон, тем летом так барагозил всю ночь, да ещё и утра кусман, что гусей соседских в колодце нашли, а корову трактором переехало пять раз. Никифор тогда подшивался, а потом при мне ж вилкой, скользкой от шпрот ещё, эту подшивку из руки и выковыривал - мы тогда под банку шпрот два бутыля высидели.

- С какого, - спрашиваю - чмырить-то? - А сам глазами шарю вокруг лавочки, чем бы его приложить тяжёлым, если буянить полезет.

- А с такого! - Тут Никифор сердито посопел, выманькивая своими зеньками что-то на морзянке, потом вынул отрез людкиного шарфа старого - в дырах от моли окаянной - и обтёр выцветшую клокастую бороду. - Вы, козлы, мало того, что ни хера не делаете, так вам ещё и заебися! Одне детей не хотят, другим политику в жопу засунь - слушать и знать ничего не хотят, третьи, стало быть, совсем под вражину лягут, ежели война. А как же так можно-то, морда твоя жидовская? Как же так-то? Надо ж по заветам жить, предки-то, чай, не дураки были? Дожили до наших дней-то! И ты, вучёный, коли в эволюцию свою ебучую веришь, должен понимать, что дожили-то они, живя по заветам. Это ж не люди друг друга в полях да оврагах убивают - идеи! Идеи схлестнулись. И били друг друга, пока одна из идей не треснула пополам, да к Диаволу-то и не провалилась.

Никифор помолчал немного, потом покривился и продолжил уже спокойнее:

- Ты ж пойми, что борьба-то идёт меж идей. Они рождаются, перекидываются одна в другую, изменяются. Но основа остаётся крепкой - есть свод правил, по которому живёт, скажем, целый народ. Уклад особый. И люди живут по этому укладу. А в соседнем государстве - тут близко совсем, за хребтом, токмо что руку протяни - там с другим укладом живут. И когда война грянет - это не мы, букашки - это уклады воюют, понимаешь? Уклады. Мы - просто переносим идеи, а они живут без нас, управляют людьми, вершат судьбы. И выживет одна идея. Только одна. А ты и тебе подобные просто лежат и в потолок плюют, когда надо мечи ковать, рать готовить, надо мёдом запасаться, вином и зерном. А вы, пидоры, думаете, что вкруг вас все друг друга поубивают, а вы самыми правыми окажетесь. Тоже идея, тоже уклад. Да только не победит он, Зёма, не победит.

Я заинтересованно смотрел на старика. Он, уже, не обращая на меня внимания, подтянулся весь, подхватил дипломат и пошёл к подъезду. Он всегда с дипломатом ходит, даже за водкой. И всегда в жилете. Без штанов может, но жилет не снимает, наверное, даже в бане.

- А чего хотел-то? - крикнул я ему вслед, не особо надеясь на ответ - Никифор уже на своей волне плавал, явно. Но он обернулся, хищно как-то улыбнулся и ответил:
- Чтоб вы помнили.
- Что помнили? - не понял я.
- Чтоб вы помнили, что мы о вас помним. Довоюем, вот, за Правду - и за вас примемся. - Его чёботы описали в пыли ровные полкруга, и он пошёл, словно вычеканивая шагами всё ещё несущиеся мне слова, - Уму-разуму учить будем, а не то всю планету, едрить вас в корень, проебёте, антихристы...

Концовку фразы заглушила старая буро-выцветшая дверь подъезда.

@темы: о вечном, никифор